Какие инструменты используют для манипуляции сознанием в информационных войнах
2014-й стал для Украины годом необходимости вспоминать (а иногда и заново конструировать) понятия «враг», «информационная война», «информационная операция», «манипуляция сознанием». Но для того чтобы хорошо представить происходящее в информационном пространстве в рамках украино-российского конфликта, необходимо расставить эти понятия по местам. После этого станет ясно, почему российская аудитория оказалась в состоянии «измененного сознания» по отношению к украинским событиям и почему украинская аудитория вырабатывает своего рода естественное противоядие от использования манипулятивных инструментов в информационном пространстве.
Война или операция
Профессор Сергей Расторгуев в работе «Информационная война» пишет: «Информационная война не есть детище сегодняшнего дня. Многие приемы информационного воздействия возникли тысячи лет назад вместе с появлением информационных самообучающихся систем — история обучения человечества это и есть своего рода постоянные информационные войны. При этом вполне естественно, что с повышением способностей информационных систем в части их обучения акцент будет все более и более смещаться в сторону применения не огнестрельного оружия, а информационного: если систему дешевле уничтожить и создать заново в нужном виде, чем переучить, то ее уничтожают, если же ее проще переучить, то переучивают». (М: «Радио и связь», 1999).
доктор филологических наук, профессор Национальной академии государственного управления и Мариупольского государственного университета, в статье «Информационные войны: тенденции и пути развития» пишет: «Информационная война — термин публицистов, он не используется в профессиональной среде, где его заменили на информационные или психологические операции. Одной из причин является то, что война не может вестись в мирный период, а операции могут«.
По словам Почепцова, информационная работа не располагает общепринятыми определениями, потому специалисты этой сферы часто говорят на разных языках, а понятия отличаются. И хотя считается, что следует разделять понятие «информационная война» и «информационная операция», в профессиональной и популярной литературе ими периодически оперируют применимо к одному и тому же явлению. Логично предположить, что, как и любая война, информационный ее аналог должен иметь определенно очерченные временные рамки и в качестве результата — победителей и проигравших. На самом деле информационная работа отличается непрерывностью. Временные рамки такой работы не могут быть определены как «начало» и «конец», и также нельзя четко определить победителя и побежденного. Поэтому логичнее в этом случае говорить об «информационных операциях», которые проводит одна сторона против другой в разные периоды времени под различные задачи с различными, соответственно, целями.
Причем в этом отношении нужно рассматривать два измерения — техническое и собственно человеческое. Техническое измерение касается информационных операций, направленных на работу электронных систем (кибершпионаж, взломы систем, вирусная атака). Человеческое измерение касается работы с человеческим разумом, а соответственно, предполагает использование контента в виде информации, работы с ценностными установками, мотивацией, знаниями.
Сергей Даниленко, доктор политических наук, доцент Института международных отношений КНУ им. Тараса Шевченко, комментирует: «В этой связи точнее оперировать термином «информационные операции». А передовая мысль говорит об операциях влияния и бихевиористских конфликтах. Принципиальным тут выступает не сам факт влияния, а информация о коммуникаторе, которому должны верить. Она должна восприниматься как правдивая и легитимная».
Что касается бихевиористского подхода к информационным операциям, вопрос заключается в том, каковы решающие мотивации людей в грядущих конфликтах. И это относит исследователя к вопросу манипуляции сознанием.
Отдельное сознание — это элемент более широкого понятия социальной (общественной) системы. Поэтому средства для отдельных сознаний используются, но осмысливаются противником как частные взаимодействия механизмов целостной социальной системы
Манипуляция сознанием в информационных операциях
Между информационной операцией и манипуляцией сознанием не стоит знак равенства. По словам Аллы Коняевой, кандидата психологических наук, партнера консалтинговой компании «Алла Коняева и партнеры», информационная операция — более широкое понятие: «Отдельное сознание — это элемент более широкого понятия социальной (общественной) системы. Поэтому средства для отдельных сознаний используются, но осмысливаются противником как частные взаимодействия механизмов целостной социальной системы». То, что может быть манипулятивным приемом для отдельного сознания (например, подкрепление личного мнения посредством приписывания его лидеру мнений в группе, к которой причисляет себя человек-мишень воздействия), становится мнением многих по совсем другому механизму — заражения, попадания в неудовлетворенную потребность, объясняет Алла Коняева.
«Наиболее показательным примером может служить история Мартина Лютера. Когда он вывесил свои 95 тезисов об индульгенциях, он и не думал бросать вызов Риму. Просто назначал ученый диспут, так как в то время прибить тезисы к стенам собора, на воротах ратуши или на других открытых местах было обычным приемом, посредством которого известие о готовящемся диспуте доводилось до всеобщего сведения. Но уже через четыре недели содержание этих тезисов, причем с добавками проинтерпретированного и вычитанного между строк, было известно всей Германии — от вельможи до крестьянина.
Второй пример — из современной действительности. Когда создавался мем «укроп», его создатель рассчитывал на механизм обесценивания через унижение, низведение человека к более примитивному, не наделенному разумом растению. Но общественное сознание украинцев приняло название в положительном эмоциональном содержании. И вот мем пошел в массы как противоположный задумываемому эффекту. То есть если бы не произошло этой трансформации понятия, то манипулятор, называя собеседника укропом, пробуждал бы чувство неполноценности. Но общество обкатало и перезагрузило понятие коннотатом противоположного знака».
Ольга Сладкова, доктор культурологии, заведующая кафедрой Московского государственного университета культуры и искусств, в статье «Манипулирование общественным сознанием в информационном обществе» пишет: «Манипулирование сознанием людей — одна из наиболее серьезных и широко обсуждаемых проблем нашего времени. Ее острота пропорциональна разрушительным последствиям манипулятивных технологий в обществе, проявляющихся в деструкции принятых моральных норм, трансформации ценностей и идеалов, распространении насилия, жестокости и пр. Проблема находится в поле зрения разных областей знания (этики, политики, культурологии, социологии, психологии и т. д.), поэтому так широк спектр рассмотрения различных ее аспектов — от товарного фетишизма до психологии внушения, от особенностей воздействия на людей массовой культуры до применения социально-информационных технологий как средств манипуляции общественным мнением». (Обсерватория Культуры №6, 2006)
Российский публицист и социолог Сергей Кара-Мурза пишет о том, что манипуляция — метафора, употребляемая в переносном смысле как «ловкость рук в обращении с вещами» и таким образом переносится на «ловкость в обращении с людьми», то есть умелое управление другими. Исторически термин «манипулятор» относился к фокусникам, которые использовали знание психологии и особенностей человеческого восприятия для того, чтобы провести зрителя. Точно таким образом специалист в манипуляции сознанием использует знание психологии, чтобы влиять на окружающих. «Именно когда все эти принципы вошли в технологию управления поведением людей, возникла метафора манипуляции в ее современном смысле — как программирование мнений и устремлений масс, их настроений и даже психического состояния с целью обеспечить такое их поведение, которое нужно тем, кто владеет средствами манипуляции», — констатирует Кара-Мурза в работе «Манипуляция сознанием». (Эксмо, 2004)
Таким образом, манипуляция сознанием — необходимая составляющая информационной операции.
«На мой взгляд, — объясняет Сергей Даниленко, — термины «манипулирование» и «зомбирование» в отношении негативного влияния массовой культуры и медиа стали настолько привычными и часто употребляемыми, что пришло время детализировать их для широкой аудитории. С какой целью — прежде всего, образовательной. Это называется медиаобразованием. Мы же учим граждан азам техники безопасности или гражданской обороны. В нашем случае следовало бы расшифровать для рядового зрителя, слушателя и пользователя соцсетями, что драматизация, фрагментация, привлечение внимания или его рассеивание — это и есть базовые приемы манупулирования толпой. И когда они «читаются» публикой, они утрачивают свое магическое действие». Это может стать базовой задачей для нового Министерства информационной политики в партнерстве с Минобразованиея и Минобороны. Похоже, что на ближайшее время это будет целесообразно и актуально».
Обычно российские СМИ оперируют несколькими различными версиями. И ни одна из них не является правдой. Таким образом, вы начинаете задаваться вопросом, неужели вся журналистика — ложь?
Инструментарий манипуляции сознанием
Согласно классической работе по манипуляции сознанием авторства Сергея Кара-Мурзы, существует ряд базовых признаков скрытой манипуляции, которые необходимо принять во внимание, говоря об информационных операциях. Так, Кара-Мурза основными признаками манипуляции определяет язык, эмоции, сенсационность и срочность, повторение, дробление, изъятие из контекста, тоталитаризм источника сообщения, тоталитаризм решения, смешение информации и мнения, прикрытие авторитетом, активизацию стереотипов, некогерентность высказываний.
Язык — одно из основных средств диагностики манипуляции в сообщении. Основным показателем манипулятивного воздействия с использованием этого инструмента выступает «малопонятность» сообщения. Если в новостном выпуске звучит масса узкопрофессиональных терминов, не особенно понятных широкой аудитории, и в целом построение фраз в сообщении «усложнено», можно предположить, что цель сообщения — либо рассеять внимание аудитории, либо обеспечить эффект «экспертного мнения».
Эмоции в сообщении служат тому, чтобы размыть базовый контекст. В случае, когда информационное сообщение содержит апелляцию к страху, гневу, жалости, — это свидетельствует о попытке завуалировать информацию или увести внимание аудитории от реального содержания новости.
Сенсационность и срочность дают возможность создать и поддерживать нужный уровень шума в информационном пространстве. Причем этот шум служит и тому, чтобы снизить уровень психологической защиты аудитории посредством повышения ее нервозности, и для того, чтобы отвлечь внимание от других событий.
Повторение служит одним из базовых инструментов манипуляции сознанием, используемых в информационных операциях. Повторение шаблонов и конструктов приводит к невольному их закреплению в подсознании. Если информационные выпуски часто обсуждают одну и ту же тему либо регулярно возвращаются к обсуждению какой бы то ни было проблемы с использованием одинаковых речевых конструктов, можно с уверенностью говорить о манипуляции.
Дробление — это сознательное выделение только некоторых аспектов проблемы или вопроса. В случае использования этого инструмента эксперты или новостийщики могут «забывать» о тех составляющих вопроса, которые им невыгодны, и подавать только часть проблемы под видом ее целого (упуская историю ее возникновения, заинтересованные стороны, ряд решений, промежуточные события и т.п.).
Изъятие из контекста работает как дробление, только проблема может представляться хоть и целостно, но вырванной из контекста. Так, какое-либо решение законодателей может быть описано достоверно и целиком, но притом выпущено из виду, в каком контексте это решение принимается.
Тоталитаризм источника сообщения предполагает отсутствие оппозиционного мнения. Примером работы этого инструмента выступает практика использования «подсадных уток», когда оппозиционных журналистов, экспертов и лидеров мнений выбирают специально, чтобы продемонстрировать плюрализм мнений. Причем плюрализм этот остается спектаклем под четким контролем ведущего и единственного санкционированного информационного источника.
Тоталитаризм решения сводится к формуле «другого выхода нет». Когда аудитории подается готовое решение как единственно верное и безальтернативное, можно с уверенностью говорить о манипуляции.
Смешение информации и мнения используется в том случае, когда аудитории под видом факта подают неподтвержденное мнение. Примером этого инструмента может быть использование в новостях формулировок «Этот акт насилия совершили представители определенной группы», когда факт участия представителей такой группы не подтвержден.
Прикрытие авторитетом используется в случае, когда авторитетов в одних областях привлекают для высказывания экспертного мнения в совершенной другой области. Пример использования такого инструмента — экспертные мнения об экономическом процветании страны от музыкантов, актеров или даже юристов.
Активизация стереотипов — апелляция к стереотипным конструктам общества, таким как «мы» против «них», «наши отцы», «погибшие герои родины». Эти конструкты вызывают специфический набор реакций и установок, неразрывно с ними связанных.
Некогерентность высказываний — несостыковки в утверждениях, нарушение логики в сообщении. Этот инструмент проявляется в общем ощущении «нелогичности» и «несоответствия» информации, когда одни сообщения противоречат другим.
Исходя из перечисленного, инструменты манипуляции сознанием, активно используемые в информационных операциях, имеют целью рассеять внимание аудитории, представить ей только часть (причем необходимую источнику) проблемы в том формате, в котором необходимо источнику, не допустить инаковости интерпретации информации и создать эффект экспертного влияния (то есть сделать информацию более достоверной из-за достоверности самого источника).
Манипулятивные инструменты России в Украине в 2014 году
Все вышеперечисленные инструменты манипуляции сознанием особо массированно использовались на протяжении 2014 года в информационном противостоянии Украины и России. Причем Россия отличилась неожиданным подходом к смешению этих инструментов с целью сконструировать своего рода альтернативную реальность. Если разбираться с тем, как Россия использовала вышеперечисленные инструменты манипуляции сознанием в украино-российском конфликте 2014 года, стоит отдельно выделить целевые аудитории ее информационной работы. Все эти целевые аудитории отличаются своеобразием и лучше всего поддаются влиянию различных инструментов. Во-первых, нужно вспомнить о самом народе, проживающем на территории Российской Федерации. Во-вторых, об украинцах юго-востока Украины. В-третьих, об украинцах остальной части Украины. И, в-четвертых, наконец, о зарубежной аудитории.
Для влияния на граждан, которые временно или постоянно проживают в России, использовался полный набор манипулятивных инструментов. Особенные языковые конструкции в новостных программах, эмоциональное подкрепление информационных сообщений, повторение основных тем, вырванных з контекста и раздробленных до нужных контекстуальных ядер, привлечение экспертов из иных сфер для комментариев по теме политики и международных отношений, апелляция к шаблонам, которые автоматически вызывают специфический набор ассоциаций и реакций (гнев, ненависть), и тем более тоталитаризм источников сообщений и тоталитаризм решений — все эти инструменты объединенно использовались в российском информационном пространстве.
В ориентации на украинскую аудиторию российский подход можно разделить на два. Юго-восток Украины благодарно воспринял набор инструментов, направленных на российскую аудиторию через российские телеканалы и печатную прессу. Для остальной части Украины, которая обладала огромным количеством альтернативных источников информации (они были привычны, а потому вызывали доверие), российские варианты работы с контекстом попросту не могли быть эффективными. Поэтому в вопросе работы с аудиторией Украины Россия вынуждена была прибегнуть к инструментам, которые меньше сосредоточены на манипуляции контентом, а больше — на работе с подсознательными шаблонами и конструкциями, вызывающими специфический набор реакций (например, страх или апатию), а также на привлечении экспертов (с целью повысить доверие к измененному контенту).
В работе на зарубежную аудиторию самым успешным из всех вышеперечисленных инструментов (и, пожалуй, единственным адекватно работающим за рамками постсоветской реальности) оказалось привлечение экспертов, а вместе с этим — активизация стереотипов, сформированных в разные периоды истории ХХ века.
Елена Добржанская, кандидат политических наук, доцент Института международных отношений КНУ им. Тараса Шевченко, объясняет: «Информационные операции «Россия-Украина 2014» ведутся в условиях войны, сейчас ее чаще называют «гибридная война», и это позволяет говорить о них. как о единой хорошо управляемой системе, поэтому для нашего случая термин «информационная война» вполне уместен. Если рассматривать особенности ее инструментария, то он действительно перекрывает весь спектр пропагандистских технологий. Очень активно эксплуатируется «кровь и почва» — то есть этнический национализм, идея «мы единый русский народ», что в тандеме с религиозным фактором «мы все православные люди» порождает общество фанатиков, не способных критически мыслить и анализировать информацию. Начинается тот перелом, когда личный опыт или опыт близкого человека (родственника из Украины, например) становится менее влиятельным, чем сообщение в российских СМИ. Это позволяет, порождая симуляторы, апеллируя к эмоциям, даже не пытаться создавать видимость достоверности».
В одном из последних эксклюзивных интервью для Delo.UA американский историк, профессор Йельского университета Тимоти Снайдер сказал: «Я считаю, ключевое достижение российской пропаганды заключается в том, что Россия зарождает сомнение в любой возможности правды. Обычно они оперируют несколькими различными версиями. И ни одна из них не является правдой. Таким образом, вы начинаете задаваться вопросом, неужели вся журналистика — ложь? Неужели все это только политика? Поэтому те люди, которые смотрят российскую пропаганду в России или где бы то ни было еще, также начинают думать, что вся журналистика неправдива. И, думаю, в этом заключается настоящая их победа. Ведь даже если вы занимаетесь хорошей журналистикой, никто не обратит на это внимания. Поэтому, я думаю, такова их стратегия: она заставляет людей на Западе думать, во что же мы верим, что мы в действительности думаем о правде? Возможна ли правда вообще? Возможна ли журналистика как таковая? Они делают вот что — берут наши собственные идеи, используют их против нас же, и это заставляет нас задаваться вопросом, кто же мы на самом деле?»
Фактически за весь 2014 год использование Россией инструментов манипуляции сознанием в информационных операциях в Украине привело к одному важнейшему результату: украинская аудитория научилась не доверять источникам информации и критически относиться к любому контенту. Этот навык недоверия и критического отношения к любой входящей информации, пока еще истерический и защитно-агрессивный, может привести, в конце концов, к развитию набора жизненно важных навыков — анализировать, думать самостоятельно и проверять информацию на предмет ее достоверности и использования манипулятивных техник. А это, в свою очередь, станет предпосылкой к развитию пропагандоустойчивого общества, способного выдержать самый критический натиск информационных операций любого происхождения.
Екатерина Федоришина